|
***
Прошло около двух недель. Чем хорош флот – чем больше планов, тем чаще их меняют.
Поэтому никто не удивляется и не хватается за сердце в случае их срыва.
Что-то не заладилось в БЧ-люкс, и нашу ПЛ загнали на неделю в 13-тый завод на
ремонт. Пока они там вправляли мозги какому-то комплексу, мы с механиком
закончили наконец-то ППО и ППР электротехниче-ской группы, а мои ребята –
остальных групп. Все отремонтировать на ПЛ невозможно, можно только выполнить
все от тебя зависящее, чтобы матчасть не подвела. Работали как черти. Матросы
наши, что меня поразило, не напивались и в самоволки бегали только с моего «добра»,
ибо я понимал, что если не отпущу – все равно сбегут, а мне головная боль. А так
со спокойным сердцем я их отпускал, предупреждая обязательно, чтобы не совали
свой нос и прочие выступающие части тела, особенно расположенные в промежности,
не туда, куда на следует, без предварительной разведки, а методам этой разведки
я был обучен в процессе своего трехмесячного пребывания в медучилище, и чтобы
прибывали не позднее 05.30 утра. На-до отдать им должное, что за все время никто
не опоздал, и ни у кого с конца не закапало.
Особенностью дизельных ПЛ было малое количество пресной воды на борту. Так что с
помывкой было туговато. А в отсеках жарко, народ потеет. Учитывая то, что
подводные гальюны в базе закрыты на замок, а моряки – народ ленивый, до ветру им
бегать на берег в облом, а кандеек в отсеке навалом, то процесс об-легчения
мочевых пузырей ими был упрощен до предела. Запахи были еще те. Сколько мы ни
бились в прямом и переносном смысле этого слова с некоторыми несознательными
гражданами нашей некогда великой и могучей державы, дышать в отсеках было
сложновато. Надо было исправлять положение. Если с гальюнами все было ясно –
после того как содержимое кандейки было вылито перед строем на головы
провинившихся, а их затем, привязав за пояс шкертами, прополоскали в
замазученной воде возле стенки 13-го завода, народ отливать в кандейки мы вроде
бы отучили.
А вот с помывкой механик нашел лучший выход. В корме ограждения рубки есть
надводный гальюн. Мно-гим подводникам хотелось посадить на эту дучку
конструкторов при волнении более 3-х баллов, когда вода через сливную трубу хоть
и подмывает задницу, но и старается при этом еще и воткнуть все то, что из нее
благополучно вылезло, обратно. И посмотреть, как это они будут справлять свою
нужду при этом. Но, увы, не получилось – лодки списали раньше. Так вот, перед
этим гальюном надводным, была площадка. Механик раскошелился на трехлитровую
банку шила, пришел народ, за это шило готовый ко всему, и от трубы охлаждения
газоотвода РДП протянули медную (почему-то раньше ее было больше и Прибалтика не
была на третьем месте по экспорту меди) трубку Dy10 и Рy100 с крантиком, имеющим
такие же параметры, а на конце крантика был закреплена сеточка, как на садовой
лейке, но не простая, а из нержавейки.
При работе дизеля запускаются насосы забортной воды, которые подают воду на
охлаждение газоотвода РДП. Оставалось открыть крантик и встать под теплый душик.
Вот оно преимущество советского человека. Американцы бы умерли, но до такого бы
не додумались. А у нас – вот шедевр инженерной мысли! Просто и сердито. Командир
ПЛ оглядел наше сооружение, помылся под ним (так сказать, провел швартовые
испы-тания) и остался, в целом и в общем, глубоко удовлетворен увиденным и
ощущенным… Народ начал мыться и запахи в отсеках резко пошли на убыль, но
крантик этот чуть не привел к измене Родине…
Наконец, ремонт был закончен, комиссии проверили все, вплоть до носков самого
последнего трюмного, и корабль получил мощный пинок под корму из штаба, отчего
благополучно под моторами вылетел за боны Севастопольской бухты в море.
Дифферентовка прошла нормально, мы всплыли, продулись и пошли под средним
мотором. Первое впечатление от подводной лодки – это ровный гул вентиляторов
главного греб-ного, пальба дизелей, доносящаяся из пятого отсека, и тихий шелест
линии вала. Все вращается, лампочки горят ровным, успокаивающим цветом, в общем,
обороноспособность страны на высшем уровне. Мы пошли и, надо полагать, в штабе
ВМС США народ взволновался – а что надобно «Фокстроту» в водах Черного моря,
может он идет «на Вы», как говаривал Вещий Олег.
Но пока они там ломали головы – с чем нас надо есть, мы пришли в район
погружения и благополучно, в соответствии с законом Архимеда, погрузились под
перископ, о чем нам поведал «Каштан» с предложени-ем осмотреться в отсеках.
Осмотрелись – все в норме, даже гальюн не заполняется забортной водичкой –
почему-то стали держать забортный кингстон с дублером, чему народ в отсеке
несказанно обрадовался. Походили под перископом, и с Божьей милостью ринулись на
40 метров. Сверху закапало. Я смотрел на своих аборигенов – те были спокойны. «Наверное,
так и надо», – подумалось мне и я успокоился. После этого мне стало понятным
обилие кандеек в отсеке, которые на глубине 30 метров личным составом были
развешаны под всякого рода ДЗА – донно-забортной арматурой, которая «пускало
слезу», и в довольно значительных количествах.
Пришли на 40, осмотрелись, и затем по команде перешли под моторы экономического
хода. Через 10 ми-нут меня вызвали в центральный. Там собрался бомонд –
командир, СПК, механик и прочая, прочая и про-чая. На палубе стоял лагун с
водой, в руках командира был плафон с водичкой. «Пей», – командир был
ла-коничен. Я взял плафон (а там литра полтора воды), и начал пить. Одно помнил
твердо – остановлюсь – потом никакое гестапо не заставить продолжать пить эту
морскую воду. Но перемог и выпил. После чего был приведен к поцелую с кувалдой и
награжден таранькой и шоколадкой.
«Принимается ГКС Чехов Михаил Петрович в братство подводников, – прозвучал голос
механика по «Каштану». – Глубина 40 метров, ширина …, долгота …». Я был горд,
ибо стал третьим мужчиной в поколении Чеховых, которые связали свою жизнь с
«потаенными судами».
После этого были приняты в подводники и мои товарищи. Жизнь была прекрасна,
воздух пока еще был свеж в отсеках, и ничего, в том числе и зам, не омрачал
прелести нашего бытия. После церемонии нас отпустили по отсекам. Я убыл в свой
шестой отсек и лег спать. В 20.00 я заступал на вахту, но в 18.45, как это
всегда бывает, меня разбудили. «Нечаянно, – как любят объяснять моряки. – Задели
не с умысла, тащ». Понятное дело, кому же охота в морду получать, но сон
пропал. Работали два мотора (бортовые) – лодка куда-то спешила. Было жарко.
Пока я поднялся, сходил в гальюн, прошло минут 10. Я сел на стульчик около
левого щита ГГЭД и прикимарил. Вдруг раздался визг кремальеры со стороны пятого
отсека. Переборочная дверь открылась и в отсек ввалилось тело, наподобие
снеговика. Тело пошмыгало носом, и начало неторопливо раздеваться. Вначале была
снята меховая доха. Затем за ней последовала шинель, потом бушлат, потом
водолазный свитер, олимпийка шерстяная и все это было сверху накрыто ЧШ ядовито
синего цвета, давным-давно забывшая свой натуральный цвет, и потому бывшая
радикально черного цвета. Из всего этого добра выглядывало тело торпедиста,
которое прильнуло к станции левого ГГЭДа и замерло в истоме.
- Что это с ним? - спросил я
- С вахты в 1-м, тащ, - последовал ответ.
Это меня удивило. Как вы помните был июль месяц и стояние на плацу еще не
выветрилось из головы. Я искренне посочувствовал бедолаге, на что тот, стукая
зубами и упорно не желая отлипать от станции управления ГГЭД, посоветовал мне
самому посидеть в 1-м хотя бы часик. До вахты оставалось еще время, и я запросил
у ЦП разрешения пройтись по ПЛ с целью ее изучения. Добро было дано, и я прошел
в торпедный отсек. В 1-м было темновато. Тихонько задраив за собой переборку, я
спустился по ступенькам немного вниз и рассмотрел вахтенного. В отсеке было
около 5 – 7 градусов тепла. Вахтенный сидел на РДУ (читай – у старпома на шее),
укутанный до неприличных размеров и засунув себе под верхний тулуп пару
работающих переносок. После этого у меня дурных вопросов больше не было и я
переключился на фактическое изучение материальной части…
|
