Нужна была связь. Радиостанции Р-105, которыми были укомплектованы отсеки живучести, как и радиостанция «Плот», оказались слишком маломощными. Тогда с мостика начали давать сигнальные ракеты.

Вскоре возле нас лег в дрейф английский газовоз «Наггу», подошла шлюпка. Мы приняли на борт двадцать 20-литровых канистр с пресной водой, так необходимой нам, и медицинскую аптечку. Обратным рейсом на английское судно ушла наша группа в составе помощника командира Владимира Савенкова, командира БЧ связи и РТС Виктора Смердина и командира группы КИПиА Гусева, который неплохо знал английский.

Через судовую радиостанцию англичан передали аварийное донесение от «Урагана» (так в то время обозначалась АПЛ). Оно было принято советским посольством в Японии и передано по назначению.

Рассвело. Англичане ушли своим курсом, а мы остались в океане один на один со своей бедой. В 1-м отсеке матросы и мичманы продолжали нести вахту по охране тех ТА, в которых находились торпеды с термоядерным БЗО. Высокая температура дошла и сюда, поэтому люк 1-го отсека был отдраен.

Теперь, когда донесение об аварии удалось передать, основными задачами стало обеспечение надводной непотопляемости и приведение в безопасное положение реакторов.

Тогда командир БЧ-5 капитан 2 ранга Юрий Алексеевич Шлыков предложил решение, которое ныне заслуживает многих слов похвалы. Обычно на лодке командир БЧ-5 – это офицер в высоком звании, порой старше по возрасту самого командира. Эти два обстоятельства означают, что человек пришел на должность не скачками по служебной лестнице (мы называли таких "дикорастущими"), а приобретал практический опыт по крупицам, постепенно. Рассудительный, несуетливый Юрий Алексеевич, взвесив все "за" и "против", предложил спуститься в реакторный отсек с надстройки через специальный люк. Но для того, чтобы его отдраить, необходимо было открутить 12 мощных гаек и поднять крышку весом в несколько сот килограммов. Тут и пригодилось умение ориентироваться в отсеке в кромешной темноте (батарей АИП хватило ненадолго).

Управленцы и спецтрюмные 1 -го дивизиона получили все необходимое, вскрыли прочный корпус и спустились в отсек. Компенсирующие решетки обоих реакторов вручную опустили на нижние "концевики" – реакторы стали безопасны.

Впоследствии жизнь подтвердила правильность выбранного решения. Через несколько лет после этой аварии, в 1989 г. в Северной Атлантике при выполнении подобной операции, но без учета нашего опыта, заживо сварился и погиб матрос, которого своевременно не смогли эвакуировать из реакторного отсека.

А мы теперь в океане были уже не одни! Вскоре над ПЛ появились самолеты и вертолеты с японскими опознавательными знаками. На горизонте маячил американский десантный вертолетоносец типа «Iwo Jima», а в 30 каб. по траверзу занял позицию японский ЭМ. Ситуация становилась интересной.

Старший на борту НШ 26-й дивизии капитан 1 ранга Геннадий Заварухин дал команду вооружить офицеров табельным оружием, приготовить на мостике гранаты, исполнить сигнал "Угроза ПДСС". И снова я пошел в задымленные, темные и жаркие отсеки, т.к. гранаты находились в цистерне огнеприпасов в трюме 3-го отсека, а пистолеты с патронами – в каюте командира корабля во 2-м отсеке. Все это находилось в моем заведовании.

Теперь существовала угроза захвата корабля. Вместе с В. Соломиным стали думать, как будем подрывать торпеды в случае необходимости. Хотелось это сделать так, чтобы и самим иметь шанс остаться в живых, и задачу выполнить. И мы придумали. У нас имелись электродетонаторы для уничтожения аппаратуры ЗАС. Как и гранатные детонаторы, по диаметру они совпадали с торпедными капсюлями-детонаторами. Те же, в свою очередь, вставлялись в запальные стаканы, которыми снаряжались БЗО торпед. Найти достаточно длинный провод и такой же длины шкерт не составляло труда в "заначке" торпедистов, а меггометры в БЧ-3 имелись в избытке. Теперь в случае приказа можно было осуществить подрыв не в отсеке, а находясь на носовой надстройке, электрическим и механическим способами. А дальше – надежда на то, что ударная волна, вырвавшись через люк 1-го отсека, сбросит нас с надстройки в море. Вариант был продуман, но, слава Богу, необходимость в подрыве отпала.

Через 9 ч после подачи сигнала об аварии подошло первое наше судно. Это был дальневосточник – учебно-парусное судно (УПС) «Меридиан», которое обеспечивало морскую практику курсантов мореходного училища им. Невельского. В первую очередь на УПС передали закутанные в одеяла тела девятерых погибших моряков. Затем с аварийной ПЛ эвакуировали почти всех матросов срочной службы, часть мичманов и офицеров. Из 112 членов экипажа и четверых "наездников" на корабле остались только те, кто был необходим в создавшейся ситуации: НШ дивизии капитан 1 ранга Г. Заварухин, командир ПЛ капитан 2 ранга Г. Сизов, старпом капитан 3 ранга Г. Гарусов, командиры БЧ ст. лейтенант Калиниченко и капитан 2 ранга Ю. Шлыков, начальник медслужбы майор А. Корольков, командиры 1-го и 3-го дивизионов БЧ-5 капитаны 3 ранга Сергеев и Курочкин, мичманы Соломин, Лукин и др.

Сформировали две поисково-спасательные партии, задачей которых было найти в оставленных отсеках тела недостающих членов экипажа, определить состояние аварийного и смежных отсеков, возможность ликвидации пожара, все еще бушевавшего в 7-м отсеке. Основной "отдохнувшей" группой, укомплектованной из наших моряков, которые были эвакуированы на «Меридиан», командовал помощник командира В.Савенков. Второй группой "на подстраховку", укомплектованной из оставшихся на лодке офицеров и мичманов, командовал Г. Гарусов. Работали посменно.