Гибель подводной лодки «Д-1»

П. Петров

кандидат исторических наук

«Декабрист» (литерно – цифровое обозначение «Д-1» корабль получил в сентябре 1934 г.) приняли в состав МСБМ 18 ноября 1930 г., а 5 августа 1933 г. в состав Северной военной флотилии (после перехода трёх однотипных лодок «Д-1», «Д-2» и «Д-3» – на Север по Беломоро-Балтийскому каналу, состоявшемуся в июне-июле того же года). На Севере из этих трех лодок был сформирован Отдельный дивизион (командиром назначили К.Н. Грибоедова), положивший начало подводным силам СФ.
 

В 1935 г. «Д-1» под командованием капитана 3 ранга В.П. Карпунина посетила Белушью губу на Новой Земле, а в следующем году впервые в истории подводного плавания вместе с «Д-2» прошла через пролив Маточкин Шар. 18 августа обе лодки дошли до Карского моря, но, встретив ледяные поля, были вынуждены возвратиться. Вернувшись в Баренцево море, «Д-1» и «Д-2», следуя вдоль западных берегов Новой Земли, 21 августа вошли в Русскую гавань. Выходить из гавани пришлось, преодолевая арктические льды. Пройдя за поход 3094 мили, 2 сентября «Д-1» возвратилась в ВМБ Полярный.

С 23 сентября 1936 г. по 8 ноября 1937 г. лодка проходила капитальный ремонт и модернизацию.
Когда 4 февраля 1938 г. на СФ была сформирована бригада ПЛ двухдивизионного состава, в командование которой вступил первый командир «Декабриста» капитан I ранга К.Н. Грибоедов, в 1-й дивизион вместе с однотипными «Д-2» и «Д-3» вошла и «Д-1».
21 сентября 1938 г. ПЛ под командованием ст. лейтенанта М.П. Августиновича вышла из Полярного в 44-суточное автономное плавание по маршруту м. Цып-Наволок – о. Вардё – м. Нордкап – о. Медвежий – о. Надежды – о. Междушарский – о. Колгуев – м. Канин Нос – м. Святой Нос – о. Кильдин – Кольский залив. Преодолев 4841 милю в надводном положении и 1001 милю – в подводном, в общей сложности «Д-1» находилась под водой 11 суток, причём 31 октября она совершила 24-часовой переход в подводном положении без регенерации воздуха. В течение года ПЛ провела в море 120 суток, пройдя более 10000 миль, из них 1200 – под водой. Это без преувеличения следует считать рекордным достижением для того времени.

С 15 апреля по 5 сентября 1939 г. «Д-1» проходила текущий ремонт, из которого лодка вышла 1 сентября (две другие ПЛ дивизиона в то время находились в капитальном ремонте в Ленинграде). К тому времени «Д-1» уже наплавала 1540 ходовых часов, что значительно превышало норму (1200 ч.). По уровню боевой подготовки (БП) «Д-1», естественно (вследствие производимого ремонта), находилась во 2-й линии.

29 октября 1939 г. командиром «Д-1» был назначен капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев, ранее командовавший «Щ-403» на том же театре. К самостоятельному управлению своим новым кораблем Ф.М.Ельтищев ещё не был допущен, поэтому несколько раз лодка выходила в море с "вывозным" командиром.

С началом советско-финляндской войны в течение 11 суток (с 30 ноября по 10 декабря 1939 г.) «Д-1» непрерывно находилась в часовой готовности, которую позже заменили на четырехчасовую. 2 января 1940 г. лодка вышла в море для несения дозорной службы на позиции № 2, находившейся в районе Нордкапа. С 3 по 17 января ПЛ непрерывно пребывала на своей позиции. По мнению командира лодки, позиция для несения дозора была выбрана удачно, т.к. "можно было наблюдать проход кораблей как по побережью, так и при выходе из фиордов". За время несения дозорной службы движения военных или торговых кораблей не было замечено, за исключением двух мотоботов, промышлявших рыбу как на самой позиции, так и вне её. Позицию № 2, считал командир ПЛ, можно было нормально обслуживать при ветре до 8 баллов и волне до 7 баллов (в случае более сильного волнения лодка должна была уходить с позиции в штормовые квадраты). А поскольку позиция находилась очень близко от берега, она этим требованиям не соответствовала.
Боевая подготовка «Д-1» проходила нормально, проводились аварийные учения и занятия по специальности. Одновременно экипаж занимался отработкой задачи № 2 по КПЛ-38. В целом за поход было пройдено 2833 мили в надводном и 175 в подводном положении, совершено 11 погружений. Переход в базу прошел с 18 по 19 января.

С 20 по 21 января экипаж отдыхал, после чего в течение семи суток был проведён средний ремонт ПЛ. С 29 января лодку перевели в четырехчасовую, а с 10 февраля – в часовую готовность. 17 февраля «Д-1» вновь вышла на боевую службу в район Вардё.
Прибыв на позицию 18 февраля, лодка находилась там по 27 февраля включительно. В течение этого времени погодные условия на позиции были весьма суровыми: ветер – норд-вест силой 6 баллов, временами до 10-11 баллов, волна – 7-8 баллов. С 10-метровой глубины, как отметил командир, лодку просто выбрасывало на поверхность.

Всплыв 20 февраля, капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев увидел в норвежских территориальных водах, в двух милях от берега, ТР, шедший курсом 300°. Определить его национальную принадлежность не удалось. 23 и 26 февраля произошла небольшая поломка: вышла из строя муфта Федорицкого (сломалась крестовина). Силами личного состава муфту удалось починить. «Декабрист» оставил позицию 28 февраля, направившись в базу.

По мнению командира ПЛ, основная задача (разведка побережья Норвегии) была выполнена лишь частично, т.к. из-за сильного шторма «Д-1» была вынуждена держаться в 10-15 милях от берега. За время боевой службы ПЛ прошла 1339 миль в надводном и 37 миль в подводном положении.

После возвращения в базу, с 29 февраля по 2 марта, для личного состава «Д-1» был устроен отдых, а с 3 по 13 марта подводники занимались заменой АБ.

После окончания боевых действий, с 27 марта по 7 апреля, «Д-1» снова несла дозорную службу в районе Нордкап-Вардё.
На первый взгляд, БП экипажа «Д-1» в 1940 г. протекала нормально (во всяком случае, таким же образом она велась на всех ПЛ). Но если присмотреться более внимательно, можно обнаружить явные нарушения в последовательности прохождения КПЛ-38.

Так, 10 марта 1940 г. командир бригады капитан 2 ранга Д.А. Павлуцкий подал ВС СФ письменный рапорт, в котором ходатайствовал о допуске командира «Д-1» капитан-лейтенанта Ф.М. Ельтищева к самостоятельному управлению лодкой и дальнейшему прохождению задач КПЛ-38 как выполнившего задачи №№ 1 и 2. ВС флота своим приказом № 091 от 25 марта 1940 г. ходатайство комбрига удовлетворил. На самом же деле задача № 2 (в неё входили отработка погружения и всплытия, подводного хода, срочное погружение и подныривание) была выполнена лишь в июне-июле 1940 г. С оценкой «хорошо» задачу 11 июля 1940 г. принял командир 1-го ДПЛ капитан 2 ранга М.П. Августинович – однако не полностью, без сдачи учений №№ 2г и 2д (подныривание). Таким образом, выдавая желаемое за действительное, командование фактически ''проталкивало" неподготовленную ПЛ в 1-ю линию.

А уже 22 мая капитан 2 ранга Д.А. Павлуцкий подал ВС СФ рапорт с ходатайством о переводе «Д-1» в 1-ю линию. Но тут комбригу не повезло: с 15 по 17 июня 1940 г. комиссия Управления боевой подготовки ВМФ, проверявшая состояние БП бригады, выявила целый ряд грубых нарушений, допущенных при прохождении КПЛ. В частности, было установлено, что «Д-1» должным образом не подготовлена, поэтому комиссия отставила ее от перевода в 1-ю линию".

На заседании ВС СФ, проходившем под председательством вице-адмирала Г.И. Левченко, комбриг попытался обвинить комиссию в необъективности и тенденциозности, якобы проявленным в ходе проверки, и заявил, что указания комиссии для него вовсе не обязательны. К сожалению, ВС в лице контр-адмирала В.П. Дрозда и дивизионного комиссара Н.К. Смирнова должных выводов в отношении Д.А. Павлуцкого не сделал, хотя зам. командира БПЛ по политчасти полковой комиссар И.И. Пеккер признал все выводы комиссии абсолютно верными.

Игнорируя выводы комиссии, комбриг в начале августа послал «Д-1» на зачётную торпедную атаку по задаче № 13 (атака корабля, идущего переменными курсами). Эта задача выполняется только лодками 1-й линии, поэтому капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев оказался совершенно не подготовленным для её выполнения. Выпуск торпед был отставлен, и лодка была вынуждена возвратиться в базу.
Кстати, факты завышения оценок и представления неподготовленных ПЛ для перевода в 1-ю линию имели место и на других кораблях бригады. Комиссия УБП ВМФ в ходе повторной проверки, имевшей место 16-17 августа 1940 г., отметила невыполнение большинства указаний июньской комиссии. Тем не менее, капитан 2 ранга Д.А. Павлуцкий продолжал нарушать последовательность БП лодок своей бригады.

А «Д-1» тем временем (с 22 августа по 10 октября) проходила текущий ремонт на плавбазе «Красный Горн»: ремонтировались клапана вентиляции цистерн, входные люки компрессора ВВД, а также трюмные помпы и дизеля. 22 октября ПЛ производила опробование механизмов, пробное погружение и вывеску. На этом выходе командир и ст. инженер-механик «Д-1» отсутствовали (находились в отпуске), а потому замещались командиром «Д-3» и дивизионным инженером-механиком. Кроме того, на борту находился командир 1-го ДПЛ капитан 3 ранга М.И. Гаджиев.

Приказом командующего СФ контр-адмирала А.Г. Головко № 0432 от 25 октября (который основывался на рапорте командира БПЛ № 1284 от 21 октября) «Д-1» была объявлена вступившей в кампанию. После этого до 13 ноября ПЛ погружений не производила, но 1 ноября совершила выход для определения и уничтожения девиации магнитного компаса.

Приказом по флоту № 0448 от 6 ноября 1940 г. было объявлено, что «Д-1» выиграла первенство БПЛ на лучшую БЧ-4. В этот же день лодка пришла на Мурманский рейд для участия в праздновании 23-й годовщины Октябрьской Революции. 12 ноября ПЛ в базе осмотрела техническая комиссия штаба СФ, признавшая ее техническое состояние удовлетворительным.

На 13 ноября «Д-1» была запланирована подготовка к сдаче зачёта по задаче № 2д (подныривание) КПЛ-38, после чего ей следовало идти в губу Эйна для встречи с УК «Умба». На 14 ноября намечался совместный выход, во время которого на «Умбе» должен был находиться комбриг ПЛ, а на «Д-1» – командир 1-го ДПЛ и дивизионный инженер-механик. Предполагалось после предварительной проверки, сдать зачёт по учению № 2д с фактическим подныриванием.

Несмотря на то, что ПЛ около двух месяцев находилась в ремонте, а ее командир все это время находился в отпуске, «Д-1» посылали в полигон с глубинами свыше 200 м без достаточной проверки всей системы погружения-всплытия и надёжности непроницаемости прочного корпуса и цистерн. При этом комбриг не принял в расчёт тот факт, что ещё 12 июня 1940 г. на «Д-1» произошло несанкционированное заполнение ЦБП, и аварию удалось предотвратить лишь своевременным ее продутием ВВД. Серьёзным нарушением являлось также и то, что перед выходом в море на корабле отсутствовали командиры БЧ-3, БЧ-5 (причём ст. инженер-механик ПЛ не был замещён дивизионным специалистом) и младший командир, заведовавший трубопроводами системы ВВД.

13 ноября 1940 г. в 8.58 «Д-1» под командованием капитан-лейтенанта Ф.М. Ельтищева вышла из Главной базы и направилась в Мотовской залив, в полигон № 6. Согласно приказу командира БПЛ, в полигоне командир лодки с 13.00 до 15.00 должен был проверить и отработать таблицы подныривания.

Весь переход от Полярного до полигона наблюдался постами СНиС. В 13.17 пост № 113 (на м. Выев-Наволок) донёс, что «Д-1» погрузилась по ограждение рубки по пеленгу 330° на дистанции 60 каб. В 13.30 этот же пост наблюдал, что «Д-1» погрузилась под перископ по пеленгу 335° дистанции 70 каб. тем же курсом. В 13.45 пост № 111 (на м. Шарапов) видел «Д-1» под перископом по пеленгу 160° на дистанции 17 каб.

С этого момента лодка постами больше не наблюдалась. Сигнал о погружении с ПЛ был получен в 13.30. В 14.00 комбриг на «Умбе» вышел из Полярного и в 19.00 прибыл в Эйна губу, где «Д-1» не обнаружил. О месте нахождения ПЛ командир бригады запросил своего НШ М.П. Августиновича в Полярном, получив ответ, что от «Д-1» не имеется сведений с 13.30, т.е. после дачи сигнала о погружении. Не имея донесений до 18.00, НШ запросил по радио «Д-1» показать своё место. Одновременно с этим оперативный дежурный штаба СФ запросил все посты СНиС относительно «Д-1». Но ни на какие запросы лодка не отвечала.

После того, как в 18.40 «Д-1» не ответила на вызов РТС в Полярном, радиограмма для неё повторялась несколько раз, до 22.22. В 23.15 НШ флота контр-адмирал С.Г. Кучеров экстренно по радио приказал «Д-1» показать своё место и дал указание всем кораблям в море (там находились «К-1», «К-2» и «М-171») и постам СНиС постоянно вызывать лодку. Для прослушивания к полигону № 6 командующий флотом выслал «К-2». В 23.40 «Умба» с комбригом ПЛ на борту вышла из Эйна губы и направилась в полигон № 6.

Средства ЭПРОН флота были приведены в немедленную готовность. В 1.20 14 ноября для обследования полигона и побережья Мотовского залива были высланы два катера типа МО-4 (№№ 17 и 18). В 1.44 туда же со спасательными средствами направили СКР «Туман». И, наконец, 2.22 в Мотовской залив для выяснения обстановки вышел ЭМ «Стремительный», на борту которого находился сам командующий СФ. Через два часа на поиски «Д-1» отправилась «Щ-402», а ещё через три часа – «Д-3».

Всю ночь с 13 на 14 ноября в Мотовском заливе велись интенсивные поиски, в которых участвовали «Стремительный», «Туман», «Умба», катера-охотники и «К-1». В ходе поисковых мероприятий производилось прослушивание моря шумопеленгатором с «К-1» и освещение водной поверхности прожекторами.

В 10.30 с целью обследования Мотовского залива и его побережья вылетели два гидросамолёта МБР-2.
С рассветом осмотр залива надводными кораблями был продолжен. Около 10.00 в районе м. Шарапов корабли обнаружили большое масляное пятно, спасательный круг, мелкие деревянные обломки и изоляционная пробка. Глубина в этом месте составляла от 190 до 216 м.

К 14.00 в полигон № 6 прибыли ТЩ № 890 и ТЩ № 891 и сразу же приступили к тралению района, где было обнаружено масляное пятно. К вечеру к ним присоединились ТЩ «Торос», «Штиль», РТ-80 и РТ-69.

Тральные работы проводились под общим руководством зам. НШ СФ капитана 1 ранга М.Н. Попова, а ответственным по тралению района и поиск металлоискателем являлся командир дивизиона ТЩ капитан-лейтенант П.В. Панфилов. Весь район поиска разбили на три части (северную, среднюю и южную), после чего ТЩ №№ 890 и 891 протралили его. Затем район был вновь поделён на три части (восточную, среднюю и западную). Траление выполнялось тралами Шульца без буйков, с удлинёнными буксирами. С металлоискателем работал СКР «Туман». При задевании трала за посторонний предмет ставилась вешка и точно определялось место, после чего вызывался СКР «Туман» для прослушивания, а данный район больше не тралился. При обнаружении значительной массы металла «Туман» также ставил веху.
С 14 по 18 ноября в полигоне № 6 ТЩ обнаружили четыре густых масляных пятна и различные обломки, которые впоследствии идентифицировали как принадлежавшие «Д-1». Тралы неоднократно (не менее пяти раз) имели задевание за посторонние предметы. В этих местах металлоискатели фиксировали присутствие большой массы металла.

17 ноября в ВМБ Полярный следователь Военной прокуратуры СФ военюрист В. Писклов в присутствии члена ВС политрука Е.Н. Маркова, флагманского инженер-механика штаба флота инженер-капитана 3 ранга М. Слинько и следователя Особого отдела НКВД сержанта госбезопасности Евсеева внимательно изучили предметы, поднятые с поверхности моря в районе катастрофы. Всего было зафиксировано 18 вещественных доказательств.

Первым пунктом в перечне стояла "жидкость, подобранная на месте происшествия в количестве 1 ведра и 1 банки", по внешнему виду сильно напоминавшая соляр. Далее следовала многочисленная группа предметов (или их обломков), изготовленных из дерева или пробки. Наиболее интересными из них были: "половина спасательного круга с красной и белой окраской, круг целый спасательный, обломки прессованной листовой пробки неправильной формы, индивидуальный пакет первой помощи с русским текстом, сосновый брусок, обломанный по концам и окрашенный в антикислотную краску, сосновый брус, обломанный с одного конца, с нанесённой буквой «П», покрытый антикислотной краской, со вкраплениями четырех свинцовых осколков и дощечка (по внешнему виду – от АБ)". Осмотрев указанные предметы, флотские эксперты единодушно определили их как принадлежавшие ПЛ типа «Д». Некоторые предметы идентифицировали достаточно точно: например, клин из обрешётки 4-й группы АБ.

Характер повреждений некоторых предметов привёл к мысли об имевшем место на ПЛ сильном внутреннем взрыве, произошедшем в районе V отсека, т.к. некоторые предметы были явно из этого отсека.

Основываясь на результатах поисковых мероприятий, проводившихся с 13 по 18 ноября 1940 г., и изучения поднятых обломков, 18 ноября ВС СФ направил Наркому ВМФ СССР адмиралу Н.Г. Кузнецову "Доклад о гибели ПЛ «Д-1» 13 ноября 1940 г.".

Командование флота выдвинуло сразу три возможные версии гибели лодки. Первая – о подрыве ПЛ на дрейфующей мине, была сочтена ВС СФ маловероятной, т.к. взрыв мины мог быть хорошо виден с постов СНиС на м. Шарапов и Выев-Наволок. Кроме того, взрыв могли видеть и слышать ЭМ «Гремящий» и «Стремительный», находившиеся в тот день поблизости от «Д-1», в полигоне № 5. Тем не менее, ни посты СНиС, ни корабли не зафиксировали никаких подводных взрывов.

Справедливости ради стоит отметить, что с 8 февраля по 15 ноября 1940 г. в районе Мотовской залив – Кильдинский плёс НК и ПЛ было зафиксировано 11 обнаружений плавающих мин, оставшихся с советско-финляндской войны. Все замеченные дрейфующие мины, как правило, расстреливались, и это не приводило к печальным последствиям.

Вторая версия – столкновение «Д-1» с каким-либо НК, была также не исключена, но в данном случае она отпадала. Дело в том, что в полигоне № 6 до 12.43 13 ноября находились ЭМ «Стремительный» и «Гремящий», которые ещё до перехода туда «Д-1» ушли в полигон № 5. Торговые же суда в тот день, по наблюдениям постов СНиС и кораблей, в Мотовской залив не заходили. Таким образом, полигон № 6 был абсолютно пуст (если, конечно, исключить, что в данном квадрате оказалась неизвестная ПЛ, что в итоге могло привести к столкновению).

Была выдвинута и третья версия гибели «Д-1» – провал лодки на глубину, превышающую предельную, из-за чего прочный корпус лодки мог не выдержать давления воды. Но командующий СФ решил, что эту версию "возможно исключить". Поводом для столь категоричного вывода была твёрдая уверенность А.Г. Головко в том, что «Д-1» прошла весь курс задач 2-й линии и готовилась к переходу в 1-ю линию, и, кроме того, "являлась на СФ одной из лучших". Весь личный состав лодки, по мнению командующего, был "старым", старшины-сверхсрочники – также "старые", командир – опытный,* что позволило экипажу, в целом, достигнуть "высокого уровня БП". Столь оптимистичные выводы А.Г. Головко базировались, скорее всего, на докладах командира БПЛ капитана 2 ранга Д.А. Павлуцкого, которые должным образом не проверялись Военным Советом. К тому же самому А.Г. Головко было невыгодно признавать как низкий уровень БП на флоте, так и наличие многочисленных случаев очковтирательства командиров соединений при "проталкивании" своих кораблей в разряд передовых.

Поэтому командующий СФ отвёл все три версии катастрофы ПЛ и предположил, что "причиной гибели является взрыв внутри неё", но причину этого взрыва он сформулировать не смог. Окончательно прояснить обстоятельства гибели «Д-1», как считал контр-адмирал А.Г. Головко, можно будет только после её осмотра или поднятия с грунта.

Характерно, что в своём донесении № 4543сс (о гибели «Д-1») от 14 ноября 1940 г., направленном Первому секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, председателю СНК СССР В.М. Молотову и секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, Нарком ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов в основном согласился с выводами А.Г. Головко, но всё же не стал спешить с оценками и не исключил такую причину, как неправильные действия командира ПЛ при погружении на глубину. По его мнению, возможной причиной катастрофы мог быть либо уход на глубину свыше допустимой (при выполнении упражнения по подныриванию), "что могло иметь место при какой-либо неисправности управления глубиной погружения", либо какое-нибудь упущение при проведении учения по срочному погружению. А поскольку глубины в районе исчезновения лодки составляли от 250 до 300 м, при вынужденном уходе на большую глубину лодка была бы просто раздавлена давлением воды.

Первые смутные подозрения, что в бригаде ПЛ творится что-то неладное, вероятно возникли у командующего СФ 23 ноября, когда он в приказе № 0466 объявил выговор НШ БПЛ СФ М.П. Августиновичу. Формальной причиной было опоздание с представлением недельного плана БП бригады. Не ограничившись этим, командующий потребовал от комбрига обратить особое внимание на "беспорядок в штабе бригады". Несколько дней спустя на флоте была проведена проверка состояния матчасти кораблей. Особенно безрадостная картина обнаружилась в БПЛ. На большинстве лодок состояние механизмов было признано неудовлетворительным, а на «Щ-404», «М-175» и «М-176» – плохим. Приказом № 0481 от 26 ноября 1940 г. командующий СФ объявил, что командирам указанных ПЛ выносится выговор, а командиры БЧ-5 арестовываются на 7 суток. Но это было ещё не всё.

27 ноября 1940 г. контр-адмирал А.Г. Головко издал приказ № 00475, имевший красноречивое название: "Выводы по гибели ПЛ «Д-1» СФ". Основываясь на результатах последней проверки БПЛ и подняв материалы комиссий по проверке БП ПЛ за весь год, ВС флота сделал вывод, что "в текущем году «Д-1» проходила БП с грубым нарушением последовательности в выполнении задач". Далее следовал целый перечень конкретных нарушений, допущенных по вине комбрига Д.А. Павлуцкого. В целом, комбригу было вменено в вину то, что он систематически не выполнял постановлений комиссий УБП ВМФ и не перестроил коренным образом "порочной практики БП".

Действуя с санкции НКВМФ, командующий СФ объявил о снятии с занимаемой должности командира БПЛ капитана 2 ранга Д.А. Павлуцкого и предании его суду Военного трибунала. Остальные командиры, так или иначе причастные к гибели «Д-1», также были наказаны: начальник 2-го отделения 2-го отдела (БП) штаба флота капитан 2 ранга Смирнов снят с должности и назначен на менее ответственную работу, НШ БПЛ капитан 3 ранга М.П. Августинович предан суду чести, а командиру 1-го ДПЛ капитану 3 ранга М.И. Гаджиеву было поставлено на вид ("учитывая безупречную службу"). **

В заключение командующий флотом потребовал "безоговорочно выполнять последовательность при прохождении БП". Впрочем, досталось и самому А.Г. Головко: НК ВМФ объявил ему строгий выговор "за низкий уровень БП на флоте" (хотя новый командующий пробыл в этой должности всего четыре месяца).

История с «Д-1» "всплыла" на совещании высшего командного состава ВМФ в Москве, проходившем в начале декабря 1940 г. Н.Г. Кузнецов, размышляя о высокой аварийности на флоте, вспомнил об этом случае и представил его как наглядный пример того, к чему приводит плохое командование и нарушение существующих инструкций. Тут выяснилось несколько интересных моментов.

Оказывается, когда 12 июня на «Д-1» произошло самопроизвольное заполнение ЦБП, командир лодки Ф.М. Ельтищев зафиксировал этот случай в «Журнале боевой подготовки». Но командование бригады, как, впрочем, и флота проигнорировало этот случай и не сделало никаких выводов. Во-вторых, перед постановкой ПЛ в ремонт Ф.М. Ельтищев специально попросил обратить особое внимание на притирку кингстонов ЦБП. После ремонта «Д-1» принимал другой командир («Д-3»), поэтому об этой просьбе Ф.М. Ельтищева не вспомнили, и приёмка прошла достаточно поверхностно. Когда же Ф.М. Ельтищев снова вступил в командование, ему не было дано времени на то, "чтобы он мог самостоятельно проверить свою лодку после ремонта". К тому же на «Д-1», как выяснилось в ходе расследования, "была не совсем в порядке" тумба управления горизонтальными рулями!

Вина за гибель лодки, как считал Н.Г. Кузнецов, лежала целиком и полностью на командовании БПЛ. Нарком был уверен, что данного случая можно было избежать, "если бы как следует работал командир бригады, если бы как следует работал командир в штабе, который возглавляет 2-й отдел подводного плавания". В заключение НКВМФ предупредил, что подобных безответственных случаев, "как это было допущено Павлуцким на СФ", впредь допускать нельзя, и решительно потребовал от Военных Советов всех флотов лично вмешаться в систему боевой подготовки ПЛ.

Тем временем деятельность комиссии ВМФ по расследованию гибели «Д-1» подошла к концу, и были сделаны некоторые выводы. Нарком ВМФ, опираясь на материалы комиссии, представил 19 декабря 1939 г. в ЦК ВКП(б) доклад по поводу гибели «Д-1». Сообщив уже известные факты о прохождении ПЛ боевой подготовки в 1940 г. и обстоятельствах её последнего похода, Н.Г. Кузнецов снова рассмотрел возможные версии катастрофы. Как и в предыдущем своём докладе, он считал, что наиболее вероятной причиной гибели «Д-1» могла стать внезапная потеря плавучести, произошедшая вследствие нарушения герметичности одной из цистерн ("например, той же ЦБП"). Запоздалое принятие мер к удержанию ПЛ от падения, которое Нарком объяснял некоторой растерянностью личного состава (ведь командир БЧ-5 в этом походе отсутствовал), вполне могло привести к тому, что "лодка, проскочив предельную глубину прочности корпуса (100-120 м.), потеряла герметичность и ударилась с большой силой о грунт, что сопровождалось затем большим внутренним взрывом".

Естественно, это всего лишь предположение, но наиболее логичное и обоснованное. Во всяком случае, две другие версии – подрыв ПЛ на дрейфующей мине и диверсионный акт – были им отвергнуты как маловероятные. "Минная версия" не убеждала его потому, что взрыв мины на небольшой глубине (5-10 м.) неизбежно сопровождался бы большим столбом воды (в 10-12 м.) и звуковым эффектом, а, стало быть, был бы хорошо виден и слышен с соседних постов СНиС и НК. Встреча ПЛ с миной на большей глубине (10-20 м) была, по мнению НКВМФ, нереальна, т.к. на таких глубинах мина не смогла бы долго находиться, не потеряв свою герметичность. Акт диверсии со стороны личного состава, связанный с подрывом заранее принесённого взрывчатого вещества, как считал Н.Г. Кузнецов, был "ещё менее вероятен".

Таким образом, чёткого вывода о причине гибели «Д-1» так и не было сделано: имелись лишь предположения.
Чтобы предупредить подобные трагические случаи в дальнейшем, НК ВМФ СССР категорически запретил нарушать последовательность прохождения БП (при этом он сообщил, что издан новый КПЛ, где чётко указана последовательность учений), напомнил Военным Советам флотов о проверке (с их стороны) и сообщил, что в скором времени будет издано новое «Положение об обеспечении безопасности боевой подготовки ПЛ». И действительно, вскоре вышло данное положение, где чёрным по белому было написано: "ПЛ на глубинах моря больше рабочей глубины лодки не погружаться".

Командование ВМФ в определённой степени склонялось к одной версии – провалу ПЛ на глубину, превысившую предельную, из-за чего лодку просто раздавило давлением воды. Высказывались и другие причины, но все они были отвергнуты как недостаточно доказательные. В то же время не рассматривалась такая версия, как столкновение в подводном положении с неизвестной ПЛ (предположим, немецкой).
Возможен ли был подобный случай? Конечно, возможен, но заявок на такого рода "победу" не поступало. Была выдвинута и другая версия причин катастрофы. Так, И.Ф. Цветков [8] уверенно заявил, что «Д-1» подорвалась на минах, которые якобы были выставлены немцами на подходах к губе Западная Лица в период нахождения там (1939-1940) секретного германского пункта базирования (т. н. «База Норд»). Однако представляется невероятным, чтобы наше военно-морское командование, сдавая в аренду под ВМБ свою территорию, ничего не знало о немецких минных заграждениях, выставленных в этом районе. Сомнительно, чтобы немцы, покидая летом 1940 г. (когда отношения СССР с Германией были ещё хорошими) базу в Западной Лице, не вытралили бы свои мины. Это противоречило бы заключённым соглашениям. Но даже если предположить, что всё было именно так, как описывает И.Ф. Цветков, то почему же тогда акустики, находившихся поблизости наших ЭМ, не слышали подводного взрыва?

В общем, эта версия хоть и эффектна, но не очень-то годится для объяснения причин гибели лодки.
Вопрос о катастрофе «Д-1» до сих пор остается открытым, и прояснить его может лишь подводное изучение обломков лодки.


 

*– Прим. авт. Давая столь высокую оценку оперативной подготовке командира «Д-1», А.Т. Головко, возможно, не знал одного случая годичной давности. Дело в том, что 9 августа 1939 г. произошёл неприятный случай: командир «Щ-403» ст. лейтенант Ф.М. Ёльтищев посадил свою лодку на мель. За этот случай прежний командующий СФ флагман 2 ранга В.П. Дрозд своим приказом по флоту № 00215 от 21 августа 1939 г. объявил ему выговор. Командиру «Щ-403» были вменены в вину "исключительная личная недисциплинированность, грубое нарушение устава, всех правил и наставлений по штурманской службе".

* – М.И. Гаджиеву вторично крупно повезло. Первый раз, ещё летом 1940 г., он не выполнил приказа начальника 2-го отдела штаба СФ о прибытии в Мурманск на спортивные соревнования, за что подлежал суду Военного трибунала, но, опять-таки благодаря отличной службе, отделался судом чести. И теперь ему вновь повезло, ибо «Д-1» входила в его дивизион, а он принимал личное участие в приёмке лодки из ремонта.
 

источники:
 

•	РГА ВМФ, ф.р-1678, оп.1, д.170, л.144-145, 155-162; д.186, л.668-728; ф.р-970, оп.2, д.114, л.131, д.165, л.64, 106-107; д.170, л.71, 119, 142, 154, 159-161; д.174, л.16-17; д.179, л.1-20; ф.р-979; оп.2, д.8, л.4-6; д.12, л.1-3.
•	«Боевая летопись ВМФ 1917-1941», М, 1993. с.604-605, 615, 666-667.
•	Головко А.Г. «Вместе с флотом», М, 1960, с.9-10.
•	Дмитриев В.И. «Советское подводное кораблестроение», М, 1990, с.60-61, 240.
•	Козлов И.А., Шломин В.С. «Краснознамённый Северный Флот», М, 1983, с.68, 72-73.
•	Платонов А.В. «Советские боевые корабли 1941-1945 гг.», т. З «Подводные лодки», СПб, 1996, с.20-21.
•	«Русский Архив: Великая Отечественная», т. 12 (1-2), М, 1997, с.464-465, 493-494.
•	Цветков И.Ф. «Тайные торги диктаторов (из истории советско-германского военно-морского сотрудничества в 1939-1941 гг.)». «Новый Часовой», 1994, № 2, с.49.

© 2005 сайт «Русский Подплав».