Мы одногодки. Мы тезки. В один и тот же год мы стали курсантами подводных училищ, с той разницей, что он в Ленинграде, а я в Риге. Мы служили в одних и тех же местах, хоть и в разное время, на однотипных лодках. И служебные «карьеры» были одинаковы, восходили подобными темпами. У нас много схожего. Система умело лепила нужный материал.

А встретились мы на закате службы в равных должностях - командирами подводных лодок, в равных воинских званиях - капитанами второго ранга.

Помню первое впечатление, Анатолий шокировал своим внешним видом: непременными его атрибутами были дымящаяся сигарета «Прима», - других он не признавал, - расстегнутые верхние пуговицы кителя и выглядывающая из-под него клетчатая, неопределенных цветов рубашка. Шинель носил тоже нараспашку. Когда ему кто указывал на внешнюю неопрятность, он парировал: «Я интеллигент только во втором колене...». В других же случаях, когда ему хотелось подкрепить свою значимость, эта фраза звучала уже иначе, с достоинством: «Я же интеллигент во втором колене!»

Родители его жили в Минске, отец был видный научный работник, если память не изменяет, в сфере общественных наук сельхозакадемии. Многие родственники занимали в Белоруссии высокое служебное положение. Анатолию было кем гордиться.
При всей своей внешней неопрятности, командиром он был строгим. На его подводной лодке организация службы была на должном уровне, никакой расхлябанности. Подчиненные его обожали за справедливость, решительность и многие другие положительные качества, и к некоторым причудам своего командира относились философски, по поговорке: «Что дозволено Юпитеру, то не дано быку...».
В компании Анатолий не был центром внимания. Говорил он немного, с характерным словом-паразитом «то-сё» в каждой фразе, но мысли собеседников улавливал с полуслова, реагировал молниеносно, точно, остроумно, иногда язвительно. К его репликам прислушивались все, а афоризмы цитировались по всему соединению.

Да, в уме ему было не отказать. Рассказы Анатолия тоже отличались индивидуальностью. Зачастую начинались они традиционно: «Когда я был молодым и зеленым, как гусиное г...», - далее шло повествование. Своих достоинств Анатолий не выпячивал.

«Ты знаешь, - вспоминал, - до сих пор не понимаю, как я закончил училище. У меня же никогда никаких конспектов не было. Спасибо Василию (наш коллега Василий Николаевич Рекст, однокашник Анатолия), это он дал мне образование. Если бы не его конспекты - училище мне бы не закончить...». «Ты посмотри, - откровенничал Анатолий, - у меня же размер головы 54 сантиметра в обхвате, мне стыдно об этом говорить. Да этого никто и не знает, это я доверительно сообщаю только тебе, не проболтайся. У меня даже в «арматурной карточке» записан размер 57. Когда мне выдают новый головной убор, я сразу же закрашиваю маркировку».

А достоинств у Анатолия было предостаточно. Бесконечные учебные походы, боевые службы, торпедные стрельбы, минные постановки, обеспечение постоянной боевой готовности подводной лодки, повседневные бытовые заботы о подчиненных и многое другое - все ложилось на его плечи и все выполнялось с честью и достоинством. Грудь его украшали десятка полтора наградных колодочек, в том числе и ордена «Красного Знамени». В мирное время такую награду, согласитесь, заслужить нелегко.

Уволились мы с ним со службы в запас тоже в один год, он несколькими месяцами после меня. На «гражданке» Анатолий избрал себе нелегкую стезю: пошел плавать на океанских судах третьим помощником капитана, штурманом. Он начал снова то, чем занимался четверть века назад. Другие наши коллеги после увольнения в запас шли на должности первых помощников (помполитов), вторых помощников, старпомов, становились со временем капитанами судов. Анатолий не такой, ему больше нравилось штурманское дело и он снова, как в молодые годы, ходил по навигационным камерам, носил на судно рулоны штурманских карт, кипы навигационных пособий, корректировал их по «Извещениям мореплавателя», в море «ловил» звезды секстаном на удивление молодых коллег - современников века спутниковой навигации, сдавал как школяр ежегодные зачеты по специальности и английскому языку.

С инфарктом миокарда мы попали в госпиталь тоже в один год, Анатолий слег несколькими месяцами раньше меня.
Из госпиталя его выписали досрочно… «по недисциплинированности». Выходить из палаты на перекуры было затруднительно, а потребности возникали и днем, и ночью. С согласия обитателей палаты Анатолий стал курить, не выходя, у открытой форточки окна. После нескольких замечаний и предупреждений врачей и администрации госпиталя, последовал приказ о выписке. Даже такая жесткая мера не отбила пагубного пристрастия к «Приме», не хватало силы воли расстаться с ней, о чем он позже очень сожалел.