Это получилось вследствие рацпредложения какого-то кабинетного умника. Дело в том, что на всех ПЛ в каждом отсеке находятся клапаны подачи ВВД в свой и смежный отсеки для создания противодавления в случае, если в отсек хлынет забортная вода. В повседневной эксплуатации клапан, выполненный из того материала, что и корпус, прикипал к седлу. Поэтому и внедрили рацпредложение по использованию разных металлов при изготовлении седла и клапана. Один пустячок не учли: при высоких температурах эти изделия по-разному деформируются, имея различный коэффициент теплового расширения. В нашем случае в образовавшийся зазор между седлом и клапаном воздух из баллонов ВВД с ревом ворвался в аварийный отсек, поддержав горение и сводя на нет усилия экипажа по ликвидации пожара.

В этом же отсеке находился КП химической службы, чья КДУС (корабельная дозиметрическая установка стационарная) была связана трубопроводами забора воздуха с реакторным, турбинным и вспомогательными отсеками, где размещались холодильные машины. Через эту систему началось задымление 4-м, 5-м, 6-м и 8-х отсеков.

В 6-м отсеке рубеж обороны возглавил командир турбинной группы ст. лейтенант Игорь Якушев. Все это происходило на глубине 70 м. Командир ПЛ принял решение всплывать, но на принятие этого решения также потребовалось время. Турбинисты, сколько могли, держали ход, обеспечивая всплытие, но вскоре лодка его потеряла. Сработала аварийная защита реакторов. Стержни A3 вошли в активную зону, а компенсирующая решетка из-за обесточивания осталась в промежуточном положении. В результате реакторы не были заглушены всеми поглотителями.

Тем временем в 7-м отсеке уже погиб матрос третьего года службы Ерин. Эвакуацию личного состава из аварийного отсека (16 человек) и прилегающего к нему пульта управления ГЭУ (11 человек) производили в два этапа в сторону кормы, вынося с собой тела погибших. Попытка эвакуировать личный состав на надстройку через люк 8-го отсека сначала не увенчалась успехом – высокое избыточное давление не позволило отдраивать крышку люка. Один из матросов пытался с помощью кувалды отдраить кремальеру, но упал замертво. Нужно было срочно снять избыточное давление.

Попытки предпринимались одновременно в 8-м и 9-м отсеках. Борьбу за живучесть в 9-м отсеке возглавил Виктор Белевцев (командир отсека был отрезан огнем и находился на пульте ГЭУ). Идея все та же: обеспечить выравнивание давления в отсеке с атмосферным, чтобы отдраить кормовой люк и эвакуировать обреченный личный состав на надстройку.

Сняли стеллажную торпеду СЭТ-72, выгрузили из ТА №7 самоходный имитатор МГ-44. Дождались, когда в ЦП отдифферентовали ПЛ нанос, чтобы кормовые аппараты "выглянули" из воды. Сняли блокировку и, в конце концов, отдраили переднюю крышку. И все это в кромешной темноте, в задымленном помещении, при возрастающей температуре (в отсеках было уже около 70°С).

Положение Виктора Белевцева осложнялось тем, что ему необходимо было по «Каштану» поддерживать контакт с ЦП и "делить" свой ИДА-59 со своим другом – боцманом мичманом Солохой. Долго продолжаться это не могло... Смерть Белевцева была третьей в этом длинном списке. Если бы я его тогда не отпустил, ему была бы гарантирована жизнь. Но остались бы тогда в живых те 48 моряков, которых спас Виктор?..

Лодка всплыла. Вышедшая на надстройку аварийная партия во главе со старпомом капитаном 3 ранга Геннадием Гарусовым с легкостью вскрыла люк 8-го отсека (ведь противодавление уже не препятствовало этому). Вскоре на надстройке оказался весь личный состав кормовых отсеков: 46 – в норме, двое без сознания, девять погибших. Пятерых еще предстояло найти.

Часть носовых отсеков также была оставлена людьми из-за высокой задымленности и выработки ресурса индивидуальных средств защиты. В надводном положении через рубочный люк пытались произвести естественную вентиляцию, но концентрация СО оказалась слишком высокой, как и температура в отсеках.

Беда не приходит одна: возникло возгорание гопкалитового патрона на РДУ (регенерационной двухъярусной установке) в 3-м отсеке.

Необходимо было подавать сигнал бедствия. Попытки сделать это со штатной радиорубки не увенчались успехом: во 2-м отсеке выбивало батарейные автоматы. Мичман Иванов, командир БП-2, вручную удерживал их во включенном положении. Старшина команды радиотелеграфистов мичман Ляшенко спустился на нижнюю палубу 3-го отсека, чтобы вытащить резервную переносную радиостанцию, но потерял сознание и упал недалеко от гироскопа (БП-37).

В жизни, говорят, всегда есть место подвигу, но секретарь парторганизации старшина команды штурманских электриков мичман Захаров, видно, этого не знал, поэтому, спасая себя, бросил Ляшенко на произвол судьбы.
Фактически относительно обитаемым остался только 1-й отсек. В темноте матросы сделали соответствующие переключения и, используя флотскую смекалку, умудрились дать освещение от аварийного источника питания гидроакустического маяка МГС-29. Вскоре с мостика в первый последовала команда дать фреон в 3-й отсек.

Перед подачей фреона я пошел проверить, не остался ли там кто-нибудь. Меня страховал мичман Иванов. Тогда-то мы и обнаружили грузное тело мичмана Ляшенко. Откуда только силы взялись, чтобы перетащить стокилограммового мичмана из 3-го во 2-й, из 2-го в трюм 1-го отсека, а затем с помощью каната, используемого для погрузки малогабаритных торпед, поднять его на торпедную палубу и через носовой люк на надстройку.

Александр Корольков, корабельный доктор, спас жизнь и мичмана Ляшенко, и командира 2-го дивизиона БЧ-5 капитана 3 ранга Николая Трушкова, и еще многих моряков.